«Передовицы газет были ужасны – лживые,
кровожадные, заносчивые. Весь мир за
пределами Германии изображался
дегенеративным, глупым, коварным.
Выходило, что миру ничего другого не
остается, как быть завоеванным
Германией. Обе газеты, что я купил, были
когда-то уважаемыми изданиями с хорошей
репутацией. Теперь изменилось не только
содержание. Изменился и стиль. Он стал
совершенно невозможным.
Я принялся наблюдать за человеком,
сидящим рядом со мной. Он ел, пил и с
удовольствием поглощал содержание газет.
Многие в пивной тоже читали газеты, и
никто не проявлял ни малейших признаков
отвращения. Это была их ежедневная
духовная пища, привычная, как пиво.
... Они вовсе не были перекроены все на
один лад, как я представлял раньше. В купе
входили, выходили и снова заходили люди.
Чиновников было мало. Все больше простой
люд – с обычными разговорами, которые я
слышал и во Франции, и в Швейцарии, – о
погоде, об урожае, о повседневных делах, о
страхе перед войной. Они все боялись ее, но
в то время как в других странах знали, что
войны хочет Германия, здесь говорили о
том, что войну навязывают Германии
другие. Как всегда перед катастрофой, все
желали мира и говорили только об этом...
Он стоял перед толпой и орал о праве на
завоевание всех немецких земель, о
великой Германии, о мщении, о том, что мир
на земле может быть сохранен только в том
случае, если остальные страны выполнят
требования Германии и что именно это и
есть справедливость."
/Эрих Мария Ремарк "Ночь в Лиссабоне"/